- Неужели, кроме тех трудностей, о которых вы говорили, больше никаких проблем не возникало?
- Тяжелее всего переносилось одиночество: супруга жила в Минске и навещала меня лишь наездами. Как боролся с приступами ностальгии? Традиционным способом. Нет, не надо улыбаться, отнюдь не тем, о каком вы подумали. Работой. С командой и над самим собой. Я держал себя в форме, почти ежедневно посещал тренажерный зал. Позвонил как-то знакомому и говорю: 'Я здесь здорово подкачался, легко сто десять от груди жму'. А он в ответ: 'Я тоже пребываю в кондиции: каждый вечер на грудь по соточке принимаю...' Но часто, признаюсь, бывало тоскливо. Представьте, вышел на улицу - а там одни турки!
Кроме того, меня практически не покидало чувство, что кто-то стоит у меня за спиной, что я ем чей-то хлеб, получаю чью-то зарплату. И этот 'кто-то' при первом же подходящем случае не задумываясь всадит мне, образно говоря, нож в спину. То есть интриги и стукачество даже внутри команды - вещь в Турции вполне обыденная. Я даже сказал бы, привычная. Поэтому всегда старался сначала подумать, взвесить все за и против, а только потом сказать или сделать (приобретенную черту характера сохранил и по сей день). А с другой стороны, в Турции у меня осталось много хороших приятелей. Недавно позвонили из Измира и предложили опять приехать поработать. Но я отказался, не хочу бросать 'Magic Basket' в начале пути.

- А теперь давайте мысленно перенесемся в те времена, когда Шереверя приводил в восторг своими пасами белорусских болельщиков. Кстати, почему вы носили длинные волосы? В знак протеста или из-за любви к рок-музыке?
- Не сказал бы, что длинноволосой прической выражал какой-то протест... Хотя по натуре я человек довольно-таки противоречивый. И это мне часто вредило. В том плане, что я часто пренебрегал указаниями тренеров и старался действовать на площадке не рационально, а красиво, сыграть на публику. Всегда считал, что, приходя на матч, зрители должны в первую очередь получать эстетическое удовольствие от баскетбола.

- Вы постепенно удаляетесь от ответа.
- Напротив, подвожу вас к нему. Я носил длинные волосы, поскольку, во-первых, немного стеснялся собственных торчащих ушей, а во-вторых, мода тогда была такая. Так что никакого протеста, все достаточно прозаично.

- Я, конечно, не силен в медицине, но, по-моему, с возрастом уши к голове не прижимаются...
- А вот это уже совсем другая история. Если вы помните, я закончил играть потому, что порвал ахиллово сухожилие. Случилось это в Москве. Тоже, к слову, была интересная ситуация. Отправляясь на игру, на лестнице гостиницы 'Спорт' нос к носу столкнулся с нашим известным прыгуном с шестом Валерой Бойко (сейчас он возглавляет федерацию шейпинга). Который мне и говорит: 'Ты в курсе, что Чирик (барьерист Юрий Чирванев. - 'ПБ'.) порвался: шел на барьер - и на тебе... В первую клинику поместили'. 'Знаешь, - отвечаю, - у меня тоже проблемы с ахиллами, надо бы серьезно ими заняться, да все руки не доходят'. - 'Так за чем дело стало? Рви, Юре веселее лежать будет'. - 'Валера, как скажешь, так и сделаю'. То есть в принципе обычный, ни к чему не обязывающий шутейный разговор. И что бы вы думали? Когда до окончания матча оставалось минут семь, получил пас от Парфиановича, и вдруг - бац, будто кто-то палкой по ноге огрел: разрыв ахилла... Короче, оказался я вместе с Чириком в одной палате в Центральном институте травматологии и ортопедии. Операцию делал Сергей Палыч Миронов, который сейчас является личным врачом Ельцина. Он меня, кстати, сразу узнал. Хотя, по большому счету, в этом нет ничего удивительного, поскольку фамилию мою хрен выговоришь, однако запоминается раз и навсегда!